Спецпроект выставки «ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ»

В России 2015-й год объявлен Годом литературы. В честь этого, а также из большого уважения и любви к КНИГЕ, специальный проект выставки «Блошиный рынок» так и называется — «ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ» и посвящен ей — старой, доброй бумажной книге.

Судьбу бумажной книги, той, что когда-то читали с фонариком под одеялом, теперь невозможно предсказать, но к ней по-прежнему можно – и нужно - отнестись с любовью и уважением, можно её бережно хранить, можно продолжать покупать бумажные книги у букинистов; можно доставать книги из шкафа и, конечно же, читать их.

Актёры и художники, дизайнеры и телеведущие, писатели и модельеры нашли на своих книжных полках любимые книги из своего детства и юности и рассказали нам, как эти книги повлияли на их жизнь.

Журналист
Вадим Глускер

«Это была книжка в жесткой обложке, картинок - минимум, да и то не цветные. До сих пор гадаю, как в 1976-ом издательство «Детская литература» осмелилось выпустить такой сборник сказок, да ещё и 100-тысячным тиражом. Советским детям была представлена альтернативная Скандинавия, очень далекая от Карлсона, Пеппи и Нильса вместе со всеми гусями. «Ты знаешь Ларссонов? Нет, не тех Ларссонов, что иногда заходят в гости к Перссонам». Так начиналась сказка про Тутту Карлсон и Людовика 14. Я, простой советский ребенок, путался в иностранных фамилиях и погружался в удивительный мир противостояния лисьего и куриного кланов, историю дружбы и любви лисенка и цыпленка. Цыпленок был женского пола, при этом особых уточнений на этот счет не было. ЕГО просто звали ТУТТОЙ, что, согласитесь, важно. Кто знает, прошла ли подобная история первой любви цензуру в наши годы? Да там и сказочного ничего в принципе не было. Но это я понял значительно позже. Вторую сказку в этой книге я вежливо пропущу. Зато ещё в ней была напечатана «Шляпа Волшебника». Муми дол и Муми тролль. Фрекен Снорк и Снусмумрик. Тофсла и Вифсла с чемоданом. Злая Нора и Хемуль. Прошло сорок лет, а я ведь всех помню наизусть. Эти персонажи для меня уже давно стали нарицательными. Хоббиты и Эльфы придут значительно позже. А истории про Муми Тролля - это же первое в моей жизни настоящее фэнтези. Хотя нет, как же без Мойдодыра-то! Впрочем, это уже совсем другая история. А скандинавы все-таки молодцы! В антисоветизме замечены не были, вот советские дети и получили хоть этот пласт мировой культуры».

---

Актриса Елена Великанова

«Когда я впервые увидела книжку Джеймса Барри «Питер Пэн» меня поразили невероятно красивые иллюстрации. Потом уже, когда мама начала мне ее читать, то эта книга меня даже немного шокировала. И не потому, что речь шла о том, что дети не хотят взрослеть, - это понятно. Или о том, что дети хотят научиться летать… Я тоже через это прошла: это было одно из самых любимых в детстве занятий. Помню, мне было лет пять, и я прыгала с дивана в надежде, что вот-вот полечу. Больше всего меня поразил сам сюжет, достаточно трагичный: я вдруг осознала, что в жизни все взаимозаменяемо. Я никак не могла понять, как Питер мог «променять» Венди на ее дочку Джейн, а потом уже и на дочь самой Джейн – Маргарет. И все потому, что ему нужна была МАМА. Получается, что если ты уйдешь из жизни человека – ненадолго или навсегда – то обязательно найдется кто-то, кто займет твое место. Понимание этого до сих пор формирует мое сознание, мои действия во взрослой жизни. Конечно, когда я была маленькой, я совсем не знала, что за всеми этими веселыми приключениями стоит такая драма. Что сам Джеймс потерял своего старшего брата Питера. Что во время своих прогулок по Кенсингтонскому парку он постоянно встречал одних и тех же детишек, гуляющих с няней, которым рассказывал сказки про Пэна, а когда у этих детей умерли родители, Барри их усыновил. Всех четверых. Что в этом саду одно время даже стоял памятник Питеру Пэну, сделанный писателем на заказ. И что на самом деле вся книга – это история о мертвом мальчике...

А еще я должна сказать, что очень благодарна родителям, которые приучили меня читать и читали мне в детстве очень правильные книги. Позже отрывок из «Питера Пэна» я читала при поступлении и поступила! С ним я дошла во МХАТе до конкурсной программы, меня уже хотел взять к себе Райкин, но я выбрала все-таки Щепкинское театральное училище и на конкурс не явилась. Училась уже у Риммы Гавриловны Солнцевой и Евгении Олеговны Дмитриевой, великих наших педагогов. А когда снималась в Лондоне в американском фильме «Джек Райан», то жила в доме рядом с Кенсингтонским парком, где Барри сочинял свои сказки. Я гуляла по тем же тропам и постоянно думала: «Боже мой, как странно, что за мной следует по пятам эта книга из детства!». Удивительные совпадения! А еще в 1991 году Спилберг снял фильм по «Питеру Пэну», где Пэна играл Робин Уильямс, Капитана Крюка Дастин Хоффман, а Джулия Робертс - фею Динь-Динь. Тогда фильм был еще на кассете. Я даже помню цвет фломастера, которым она была подписана. Я просто не могла оторваться и пересматривала его снова и снова. И до сих пор вспоминаю некоторые цитаты из него: «От второй звезды направо и прямо до утра»... Более того, именно с этим фильмом в мою жизнь вошло великое искусство – кинематограф. А сейчас я уже вожу своего сына в МТЮЗ на одноименный спектакль. Вообще, вся эта история о том, что нельзя переставать мечтать. Во мне до сих пор живет ребенок. Очень важно оставаться в душе молодым, не становиться взрослым до конца своей жизни, потому что как только ты начинаешь взрослеть, гаснет тот самый огонь в глазах, и все становится немножко невозможным».

---

Журналист Леонид Парфенов



«Том Николая Носова «Незнайка на Луне» потряс объяснениями капиталистического устройства - как, например, выпустить акции под будущий бизнес на пищевой соли. Это был Маркс для четвертого класса, только к диктатуре пролетариата он не звал. Немедленно захотелось самому стать предпринимателем. Но заветная мечта детства не сбылась».

---

Ольга Ушакова
Телеведущая Первого Канала,
программа "Доброе Утро"

«Читать я научилась очень рано, и как только это произошло, книги стали важной частью моей жизни. Читала запоем, все, что стояло на полке дома, у соседей, у родственников. Самым страшным наказанием за какую-нибудь провинность было два-три дня без книги в зависимости от тяжести проступка. Первой любимой книгой стали "Три повести о Малыше и Карлсоне". Мне она досталась уже изрядно потрепанной от старшей сестры, с ее иллюстрациями на полях, а потом дополненная уже моими каракулями благополучно перешла к младшему брату. Секрет ее успеха в нашей семье кроется, наверное, в том, что мы - дети, воспитываемые в строгости - считали его воплощением детской мечты, в глубине души хотели быть как он. Быть такими же беззаботными, свободными, есть варенье, баловаться плюшками, "курощать и низводить" взрослых. Но любимой книгой моей жизни стал "Маленький принц". Когда я читала его в детстве, эта история мне казалась абсолютно прозрачной и понятной. Безумно интересной, но не удивительной. Увлекательные приключения маленького мальчика, путешествующего по разным планетам. Наверное, потому, что в то время, мы с маленьким принцем, смотрели на мир одинаково, широко открытыми глазами ребенка. Какой потенциал скрыт в этой книге, я поняла уже позже. Перечитывая ее снова и снова, я открывала в ней новый смысл. Каждый раз было ощущение, что читаешь другую книгу. Последний раз, когда я читала книгу детям после довольно долгого перерыва, я буквально захлебывалась от восторга! Сколько глубочайшей мудрости в простых словах! Это произведение - оно же вообще про все! И в каждый период жизни в этой книге можно найти ответы на вопросы, которые именно сейчас ставит перед тобой Вселенная. Наш внутренний ребенок остается с нами всегда, просто со временем мы перестаем его слушать. А "Маленький принц" помогает вспомнить о нем, о чем он мечтал, как умел радоваться самым простым вещам... "Все взрослые сначала были детьми, только мало кто из них об этом помнит.»

---

Теле- и радиоведущая
Татьяна Лазарева

---

Дизайнер Стас Жицкий

«В детстве у меня было не так уж много сугубо детских книг – ну, вот как-то так вышло – и поэтому я, самостоятельно научившись лет четырех от роду складывать слова из кубиков с буквами, читал потом все подряд. В этом «всем подряд» попадались самые разные книжки, в том числе и те, которые младенцу читать было не обязательно (не потому, что там можно было обнаружить что-то, что младенцу-читателю могло навредить, а потому, что ни фига не поняв в прочитанном, читатель-немладенец, повзрослев, мог уже и не вернуться к хорошему произведению недетской литературы). Однако за роман (или повесть?) Виктора Гюго «Бюг-Жаргаль» можно было не опасаться – как раз именно взрослому человеку это читать не нужно и даже вредно – в этом я убедился, перечитав книжку спустя страшно сказать сколько лет. А вот шести-семилетнему мальчику, который вытащил с полки первый том собрания сочинений Гюго и принялся добросовестно исследовать творчество писателя с самого начала – этот наивный приключенческий коктейль пришелся настолько по вкусу, что он не раз еще к нему возвращался. Смешно, что на всю жизнь сюжет совершенно не запомнился, а запомнился только раненый негр, у которого выбитый глаз свисал из глазницы – это теперь дети, всякого кина насмотревшись, таким не впечатляются, а нам, невинным, глаз на ниточке тогда регулярно не показывали. Виктор Гюго сочинил эту, в сущности, ерунду, когда и сам-то пребывал в ерундовом возрасте – а именно, будучи шестнадцати лет от роду, да еще и на спор – всего за две недели (правда, впоследствии, он несколько доредактировал сочиненное, но уровень наивности сохранил). Экзотический антураж – восстание рабов в колонии Сан-Доминго в 1791 году, пылкие-препылкие любовные страсти, кровавые сражения, загадки с разгадками, все необходимые герои полным списком: от героев благороднейше-героических до отъявленных мерзавцев – все там есть, что надо – ну, разве что не семилетнему, но десятилетнему читателю – уж точно. Язык, конечно, по нынешним меркам чрезмерно напыщенный, но стремительность (наплевать на неправдоподобность) развития сюжета позволит не спотыкаться на велеречивостях. И, в общем-то, я себе тогдашнему немножко позавидовал: благоприобретенный так называемый «хороший вкус» теперь мешает наслаждаться незатейливой яркостью красок, и простая цель автора – увлечь и развлечь – теперь не кажется целью достойной. И чей-то вырванный глаз уже не запомнится на всю жизнь».

---

Ресторатор, декоратор Лариса Бравицкая

«В десять лет я впервые задумалась о несправедливости и несвободе собственного бытия. «Почему я должна делать то, что мне не нравится и не хочется? Ходить в школу, учить уроки, слушаться старших. Хорошо взрослым, они свободные люди, им уроки делать не нужно». Характер мой, по определению мамы, стал совершенно несносным. Из солнечного ребенка я стала превращаться в буку и ворчунью и, что самое ужасное, перестала слушаться родителей. «Вот она, свободная и взрослая жизнь!». И вот однажды мне подарили книгу «Мэри Поппинс». Ночью, под одеялом, с фонариком, я читала про удивительные приключения, происходящие в Доме Номер Семнадцать по Вишневому переулку! Но самая удивительная была Мэри Поппинс! И она умела летать! Свободно и легко! И, несмотря на то, что Мэри Поппинс работала няней, она была совершенно свободным человеком! Ее все слушались и уважали! Она появлялась и исчезала внезапно. И никто не мог ее удержать. И тогда я поняла! Свобода - это то, что находится внутри. Именно эта свобода окрыляет и поднимает высоко в небо! Это детское открытие изменило меня. Иногда, я вспоминаю несравненную Мэри Поппинс, которая окрылила меня и научила главному: Не надо пытаться изменить мир. Меняйся сама, и мир вокруг будет меняться!».

---

Кинокритик Антон Долин

«Главная книга моего детства – «Айвенго» Вальтера Скотта. Я был так впечатлен советским фильмом (хотя путал Бриана де Буагильбера с Робином Гудом – оба бородатые), что потребовал дедушку достать том Скотта из собрания сочинений с верхней полки и начал читать. Взрослые ужасались; мне было 7 лет. Перечитывал я «Айвенго» раз сто, особенно потом, когда откопал на полке еще и издание с картинками – старое, годов 1930-х. В блокнотиках рисовал рыцарей, срисовывая с игрушек серии «Ледовое побоище»: на щите тщательно выводил «Desdichado», «лишенный наследства». Я перечитал и другие романы Скотта, который для меня затмил обычных фаворитов детского чтения – Конан-Дойла, Фенимора Купера, даже Дюма. Наверное, фаворит сменился только лет через пять, когда я прочел «Сирано де Бержерака» Ростана. А «Айвенго» с тех пор так и не перечитывал, боюсь спугнуть воспоминания. Все равно помню почти наизусть».

---

Радио- и телеведущий Григорий Погосян

«О книгах не нужно говорить, их нужно читать. «Трудно быть Богом» братьев Стругацких я прочел классе в шестом и с тех пор периодически перечитываю. Может быть, раз в год или раз лет в пять. Это же великая вещь. Ей, между прочим, уже более пятидесяти лет. И это лучшая книга про любовь. Мне так кажется... При том, что там про это всего-то две строчки: в самом начале и в самом конце. Но эти слова, они, может быть, важнее, чем весь остальной сюжет. Чего, кстати, к глубокому прискорбию, совершенно не замечают многие... А вместо просмотра фильмов, снятых по этой книжке, лучше - перечитайте книгу! Сдаётся мне, что любой РУССКОГОВОРЯЩИЙ человек просто обязан прочесть это произведение. Жаль, что оно не в школьной программе, в отличие от многих других...»

---

Журналист, телеведущая Елена Чекалова

«Почему мне так нравился «Карлсон? В детстве я не могла бы, наверное, сформулировать, но интуитивно чувствовала его «несоветское» обаяние. Меня всегда тошнило от «правильных» положительных героев, а Карлсон был таким вруном, обманщиком, хвастунишкой. И самым свободным на свете. Он мог нарушать любые правила и при этом говорить: «Пустяки, дело житейское». А все время озорничать – это ведь такой драйв! Однажды в 3-м классе мне тоже захотелось плюнуть на все правила: я забралась на плечи самой высокой девочки в классе – мы ворвались в кабинет директора, и я закричала: «Привет, пойдем играть!». Разумеется, родителей вызвали в школу, меня ругали, наказали… Оставалось только мечтать, чтобы милый Карлсон вдруг поселился на моей крыше: вот бы ухватиться за этого «красивого в меру упитанного мужчину в самом расцвете сил» и улететь куда-нибудь от скучной школы и надоевшего распорядка дня».

«Парадокс некоторых детских книг, редких и особенно любимых потом всю жизнь в том, что они настолько искренние и по языку письма, и по интонации, и вообще по всему, что впечатления от них не меняются, даже, когда уже умудренный некоторым жизненным опытом, читаешь их своим детям. Вот не становятся они не наивнее, не банальнее, не менее забавными, не менее мудрыми. У меня среди таких — сборник Михаила Зощенко «Лёля и Минька». Мы с моей старшей сестрой любили эту книжку очень. Проделки этих детей смешные, потом сопереживали, как за эти проделки им доставалось. Язык видимо цеплял — легкий, понятный, но по-настоящему, конечно, цепляло не только это. Парадокс и притягательность Зощенко, пишущего для ребенка, в абсолютном отсутствии менторской нравоучительности, хотя каждая история заканчивается обязательно выводом «на всю жизнь». Обычно хоть в книгах, хоть в жизни такие «беседы» вызывают скуку, раздражение. Но не в этом случае. Тут эти признания настолько искренние и не для поучения, а потому что жизнь, расставив всё по своим местам, действительно доказала, что это истина. Что важно не лгать, важно стремиться стать хорошим человеком, что «надо любить и жалеть людей, хотя бы тех, которые хорошие. И надо дарить им иногда какие-нибудь подарки. И тогда у тех, кто дарит, и у тех, кто получает, становится прекрасно на душе. А которые ничего не дарят людям, а вместо этого преподносят им неприятные сюрпризы, — у тех бывает мрачно и противно на душе. Такие люди чахнут, сохнут и хворают нервной экземой. Память у них ослабевает, и ум затемняется. И они умирают раньше времени. А добрые, наоборот, живут крайне долго и отличаются хорошим здоровьем.»

---

Актриса Ольга Зайцева

«Так и не смогла определиться с одной любимой книгой, поэтому расскажу про две. Первая - это «Мастер и Маргарита» Булгакова. Прочла ее, когда было 16 лет... Потом когда было 20... И в третий раз уже в 30 лет:) бесконечно можно
находить для себя всё новое и новое, многослойность этого произведения не даёт покоя до сих пор, всё время кажется, что что-то упускаю. В 16 лет, благодаря учителю литературы в школе, я поняла, что такие книги нужно, чтобы
кто-то объяснил.. Иначе не всегда понятно, о чем идёт речь. Да, кстати, написанное мной сочинение по этому произведению, заняло первое место по Москве. Вторая книга - это «Ночь нежна» Фицжеральда. Невероятно кинематографичное произведение: с чёткой сюжетной линией, описанием персонажей, событий, предметов. В самом начале книги кажется, что история
об одном, а потом понимаешь, что столько всего закручено. Читала ее уже в 25 лет, на пляже... Закрыла книгу, когда дочитала и пошла на час гулять одна по пляжу, нужно было переварить. Читать книги начала поздно, но мне кажется, что большинство произведений лучше читать, когда становишься постарше, а не в школе - тогда ты можешь глубже понять основной заложенный смысл.»

---

Ведущий программы «Правила Жизни»,
телекана «Россия-Культура»
Алексей Бегак

Переводчик, писатель, главный редактор
журнала «Иностранная литература»
Александр Ливергант

«Витя Малеев в школе и дома» Носова — моя любимая детская книжка. Она привлекала меня гораздо больше, чем те книги, которые мне рекомендовали мои интеллектуальные родители. Гораздо больше, чем Финимор Купер или Жюль Верн, там тоже было интересно, но это все было как-то далеко от моей жизни. А вот «Витя Малеев» был как раз ровно про мою жизнь. Я очень его узнавал хорошо в себе. Надо сказать, что это был необычайно обаятельный и симпатичный парень, который вел себя очень осторожно, умно, отлично шел на компромисс, был таким обходительным, складным, довольно способным и при этом хулиганом. То есть он нравился всем — и заднескамеечникам и отличникам. Хотел ли я быть таким, как он? Мне было до него далеко, он был такой в результате очень правильный. Надо сказать, что идеология этой книжки заключалась в том, как важно для ребенка идти на компромисс. Мне кажется, это была первая книжка,  которую я прочел, где герой постоянно шел на компромисс и стремился ни с кем не портить отношения. Мне это в нем необычайно нравилось. А еще мне чрезвычайно нравилось, как там был описан школьный быт. Хотя, конечно, этот  школьный быт и все, что с ним связано, по сравнению с тем, как жили мы, было довольно сильно приглажено и подслащено. Но это было естественно. И может быть в том возрасте, когда я эту книжку читал, мне это было даже приятно, потому что никакого особенного натурализма не хотелось. Я помню, как радовался, когда эта книга пришла на смену бесконечным романам Фенимора Купера и вместо Кожаного Чулка появился Витя Малеев. Мне эта книга была необычайно близка, хотя теперь-то я понимаю, что написана она была довольно слабо, в ней было много проходных, малоинтересных страниц, но были и эпизоды, которые я помню до сих пор.»

Поэт, критик Александр Шаталов


«Евгений Винокуров вспоминал, как в коммунальной квартире, где он жил, неожиданно раздался звонок, его позвали к телефону, на том конце провода была недолга пауза, потом низкий голос произнес:  «Здравствуйте, это Ахматова!» Анна Андреевна позвонила сказать молодому поэту, что ей понравилась его книжка «Синева». Не помню точно, то ли он сам подарил ей эту книгу, то ли ее принес Ахматовой почитать Пастернак, которому она тоже понравилась. «Синева» - вторая его книга, предыдущая «Стихи о долге», вышедшая в 1951, осталась незамеченной. Можно сказать, что Винокуров вошел в литературу, благословленный «серебряным веком».
Поэту был 31 год. В «Синеве» (1956) нет его знаменитых стихотворений, кроме «Москвичей»: «В полях за Вислой сонной лежат в земле сырой Сережка с Малой
Бронной и Витька с Моховой…» Марк Бернес прочитал это стихотворение в «Новом мире» и принес номер журнала композитору Эшпаю, так родилась одна из самых знаменитых фронтовых песен».

«Все мое знакомство с литературой происходило, благодаря папе. Он очень много времени проводил со мной. И все, что я сейчас собою представляю, я обязана именно ему. Папа был  энциклопедистом, членом Союза Писателей… И всегда отличался тем, что знакомил меня с книгой, предваряя это рассказом о том,
как это было в прошлые времена. И мы всегда анализировали прочитанные книги. Когда я взяла в руки «Алые Паруса» Грина, то они уже ничего не значили — это была такая история, которую основательно затрепали. Но папа всегда говорил: «Не смотри поверхностно, вчитайся, мечта исполняется по-разному». Но мой последующий вывод его совершенно не устроил и даже обескуражил. Понимаете, ведь вопрос не в том, что предсказание Ассоль исполнилось, важно - как именно это произошло. Артур Грей, абсолютно простой моряк, узнав, что в деревне есть такая слегка сумасшедшая девушка, которая верит в чудеса, пошел прагматично и даже цинично на рынок, купил отрез алой ткани и сделал из нее паруса. Он просто решил, что если она ждет принца, то почему бы ему им не стать… Но все равно это история любви. Которая у меня продолжилась и в жизни. Когда я познакомилась со своим будущим мужем, еще будучи совсем юной. Помню, я тогда сидела на качелях, а он меня спросил, что я люблю больше всего. И я ему рассказала про алые паруса и еще про «Девочку, которая наступила на хлеб» Ганса Христиана Андерсена, но это грустная история. И вот представьте, что в мой день рождения, много лет спустя, когда мне исполнилось 35-ть, я стою на берегу Клязьменского водохранилища за руку со своим младшим сыном и рыдаю — по воде идет яхта с алыми парусами. Муж тайком созвал всех друзей, арендовал судно и натянул алые паруса… К счастью, история любви была и у меня. Была. Но закончилась. Но я до сих пор верю в чудеса искренне и свято».

«Повесть Бориса Васильева «Не стреляйте в белых лебедей» я впервые прочитала в журнале «Юность», кажется, за 1972-ой или 1973-ий год. Она не просто осталась в памяти — она потрясла! Помню, было лето, я тогда гостила в деревне у друзей родителей... И когда я закончила читать, то просто рыдала. Мне было жалко и героя, и муравьев, которых спалили... Ты становишься сопричастен происходящему, его проза действует на чувства. Потом я еще очень много читала его книг, и мое мнение, что он один из самых великих писателей нашего времени. Через несколько лет мне предложили сыграть роль школьной учительницы в одноименной экранизации Родиона Нахапетова. Наверное, это такая судьба…».

«В детстве все нормальные дети придумывали страны. Другие волшебные страны, вход туда был всегда закрыт для посторонних (взрослых). Рисовались новые географические карты, строились дворцы, создавались короли и королевы… История взросления двух детей на фоне происходящих революций, войн, переворотов, бандитизма, погромов, тифа... Швамбрания, выдуманная сказочная страна, которая помогает детям пережить весь этот кошмар. Школьный класс, который наэлектризован партийными спорами. Кто-то принес оружие. Кто-то нацепил красную ленту. Кто-то белую. Митинги, шествия, собрания... Детский разговор со священником о Боге, о вере и справедливости. «А, знаю, Христос Воскрес его фамилия...». Раненый комиссар, голод, экспроприация… Патрули, комендантский час... Повальное увлечение социальным театром... Первая утрата… И внутренний мир Швамбрании, который зеркалит окаянное время через детские фантазии, отказывающиеся принимать все зло мира. В детстве книга была зачитана до дыр, но многое не понимал. Сейчас понимаю. Потом узнал, что Оська, родной брат Льва Кассиля и главный прототип  романа, был расстрелян в 1938 году, в момент расцвета огромной славы старшего брата. А сам Лев Абрамович продолжал работать и получать ордена, награды и сталинские премии, но значительного больше ничего не написал. И умер от инфаркта во время трансляции чемпионата мира по футболу в 1970 году».

«Мне одиннадцать. Или двенадцать. Точно не помню. Дюма зачитан. Я в отчаянных поисках новой книги. С придирчивостью сотрудника правоохранительных органов я провожу обыск книжного шкафа. Нет. Нет. Нет. Снова нет! Глухо! Когда тебе 11 или 12, чтобы начать читать книжку, нужно за что-то зацепиться глазами. С этим, как раз, и возникает проблема. Книги, как назло, все «скучные» и «однообразные» на вид. Поэтому  приходится рисковать. Это как «гусарская рулетка». Берешь пистолет (книжку), крутишь барабан (открываешь) и жмешь на курок (читаешь первую страницу). БАХ!!! В тот раз ничего не предвещало потрясения. Унылая обложка. Минимальное присутствие иллюстраций. Вероятность моей заинтересованности «чуть больше нуля». Понятия не имею, что меня все-таки дергает «крутануть этот барабан». Я уговариваю себя «пережить» первую страницу и тут… БАХ! Я «прилипаю» к тексту и не отлипаю, пока не дочитаю его конца. Это была «Война миров». Спасибо, что была».

«Рудольф Мертлик «Античные легенды и сказания» - эта книга сейчас стоит в моей мастерской. Не очень хорошо помню все  сюжеты оттуда, но люди, про которых там написано, они, конечно, мировые были! Такая книга любого изменит, особенно если рано на нее наткнуться. Нам в детстве её дядя читал - Гоги Тотибадзе. И даже какие-то моменты рисовал. И сейчас рисует - битвы спартанцев с греками, например. И еще спокойные сцены нимф, возлегающих с Гераклом… И немейского льва с львицей. В общем, думаю, что мне ее просто необходимо перечитать….».

Как ни странно, так называемая «счастливая детская пора», как правило, бывает очень бедна впечатлениями. Поэтому именно за ними, острыми, захватывающими и
незабываемыми я, только прибежав из школы, пулей неслась в папину библиотеку,
представляющую из себя небольшой закуток его кабинета в старой и захламленной квартире в центре Москвы. Помню прямо в стеклянном шкафу, в кабинете, стояла переплетенная в зеленую твердую обложку с золотым тиснением «Женщина в белом» Уилки Коллинза. Я плакала каждый раз, когда читала про злодеяния сэра Персиваля Глайда. Думаю, я перечитала «Женщину в белом» раз пять, не меньше. Сиротки Диккенса тоже заставляли плакать, но перечитывать об их злоключениях почему-то не тянуло. Детские болезни приятно ассоциируются с лучшими минутами наедине с Жюль Верном и Александром Дюма. Под Даниэля Дефо особенно хорошо шел виноград «дамские пальчики», чью нежную мякоть под плотной корочкой так приятно бывало медленно раздавить языком, ощутив сладкий сок, растекающийся во рту. Именно так, физически, я ощущала родство с Робинзоном, утоляющим голод фруктами на далеком острове. Помню, как «Портрет Дориана Грея» в переводе Марии Абкиной поразил необыкновенно красивым стилем. Сам текст романа, сплетённый словно тончайшее кружево с вставками из драгоценных камней, так завораживает соблазнительными деталями жизни великосветского Лондона, что мне сам Бог велел стать в какой-то момент светским обозревателем.
Ну и одно из главных моих открытий в жизни — книгу «Трое в лодке, не считая собаки» я получила, чтобы легче пережить
перелом большой берцовой кости. Для того, чтобы описать качество помощи, скажу, что процесс заживления помню вспышками, а вот текст книги Джерома Клапка Джерома знаю почти наизусть. Так что где-то глубоко внутри даже до сих пор жалею, почему же у меня не было родильной горячки, хотя успешные роды остались позади. Много позже я познакомилась со Стругацкими, а именно с их «Понедельником», который «начинается в субботу». Для того, чтобы вкратце описать мою безграничную любовь к этим двум произведениям, отмечу, что эпиграфы из них украшают и, надеюсь, в какой-то мере оправдывают мой скромный труд, изданный в этом году издательством «Рипол классик» под названием «Анины рассказы».

Моя любимая книжка в детстве - «Три мушкетера». Потом, когда я ее перечитал в более старшем возрасте, я понял, что читал совершенно другую книжку. На идею ее перечитать меня натолкнул рассказ об одном диссидентском процессе. Был суд над кем-то из диссидентов, и судья стал его спрашивать: «Почему вы, хороший советский человек, ступили на скользкий путь антисоветизма? Вы наверное читали какие-то антисоветские книжки?». Тот ответил: «Да, знаете, я прочел одну антисоветскую книжку - «Три мушкетера»». Судья не понял, что в ней антисоветского, тогда подсудимый объяснил: «Ну там было сказано, что когда д'Артаньян с друзьями захотели поехать в Англию, они не собирали никаких подписей в месткоме, никаких характеристик с места работы, никаких разрешений на выезд, они просто сели на коней и поехали в Англию. Так я стал антисоветчиком».

И я после этого перечитал «Трех мушкетеров» и понял, что эта книга об удивительных нравственных мутациях, произошедших с миром. Все главне герои подонки, абсолютно беспринципные подонки, и это было абсолютно нормально. Например, д'Артаньян, для того, чтобы узнать секреты Миледи, не стесняется спать с ее служанкой. Богатый Атос мало того, что женился на несовершеннолетней, но потом по своей прихоти повесил ее в саду, и ему за это ничего не было. Причем не просто повесил, а сорвал с нее одежду и повесил ее обнаженную. Портос вообще быль альфонсом, он мечтал о деньгах госпожи де Кокнар, и в конце концов его заветная мечта осуществилась. То есть он спал со старухой ради ее денег. И даже Арамис, который, казалось бы, самый утонченный, мечтает о духовной карьере и должен быть идеалом нравственного совершенства, является содержанкой сразу у нескольких герцогинь.

В детстве я вообще не обращал на это внимания, мне казалось, что главное — это шпаги и верные друзья. Это были мушкетеры без страха и упрека. А потом я стал читать книги и узнал, что, например, очень сильно изменилось отношение к мужскому идеалу — скажем, меня в детстве воспитывали, что мальчики не должны плакать, а в те времена считалось, что если мужчина плачет, то это говорит о нем, как о развитой духовной личности, что он в состоянии сопереживать, а не какой-то бесчувственный мужлан. Или что мушкетеры красили губы. Просто очень интересно, насколько меняются этические нормы. В этом смысле «Три мушкетера» стали для меня учебником.

---

Сергей Мостовщиков, журналист,
 главный редактор «Истории глазами Крокодила. ХХ век»

Я не имею любимых книжек, имею запомнившиеся. Был такой писатель Иван Ефремов, монстр научной фантастики, он, в частности, написал «Туманность Андромеды», по которой был снят пленявший всех фильм. Но на меня произвела впечатление его же книжка «Лезвие бритвы». Это 800-страничный труд, но смятение было таким глубоким, что я даже не могу толком вспомнить, о чем там речь.

Матушка моя, учитель русского языка и литературы, сказала, что это потрясающий философский труд, как ей тогда казалось. В нем разбирались все базовые философские понятия, там четыре параллельных сюжетных линии, каждая из которых пересекается только в воображении автора. Дома этой книжки не было, ее давали только в читальном зале юношеской библиотеки им. Михаила Васильевича Фрунзе, поскольку мы во Фрунзенском районе жили, на Преображенке. Я сразу понял, что мне ее не осилить, но природное упрямство гнало меня, я должен был что-то доказать не то писателю Ефремову, не то маме. И я пал жертвой, с одной стороны, русской философии, а с другой, упрямства и пубертата. Все слилось в этой книжке.

Дело было летом. И пока все гуляли и клеили телок, я как идиот сидел в библиотеке и читал писателя Ивана Ефремова. Хуже книги никогда не было на свете. Короче говоря, русская философия, русская словесность, педагогика, гормональный взрыв, библиотечное дело - все это слилось во мне и с тех пор я перестал читать научную фантастику, отдался делу реализма, а также половой жизни. И библиотеку я с тех пор не посещал.

---

Художник
Лаврентий Бруни



«Очень значимая для меня книга - детские стихи Хармса. Это была книжка в мягкой обложке, с приятными и понятными иллюстрациями и удивительными, чудесными стихами. Первое слово, которое я прочел, было слово «Хармс». Эта книга, к сожалению, не сохранилась, но я ее ярко помню и помню все стихи, которые выучил наизусть с моим отцом, и, конечно, иллюстрации…».