«Брюссельская» блошка
Несколько лет назад Рижская дума собиралась прикрыть Латгальчик. Уверяла, что такие "блошиные рынки" не украшают европейский город. А в столице Евросоюза — Брюсселе — подобных "блошок" много. Самый известный — в десяти минутах от центра.
Район этот называется Мароль и расположен в том самом квартале, где жил знаменитый фламандский живописец Питер Брейгель. На барахолку мы отправились вместе с музыкантом Юрием Каспером — заядлым коллекционером марок и дизайнером Иваном Пауковым, 17 лет назад осевшем в столице Евросоюза. По пути Иван знакомит с особенностями "брюссельского латгальчика". Работает он без выходных, с раннего утра и до 2–3 часов дня. Впрочем, ни точного расписания, ни администрации здесь нет. Это барахолки по типу тех, что в советское время возникали в предместьях Риги — в Гарупе, Бабите, Бикерниеки. Никаких навесов, торговых киосков — товары раскладывают в картонных ящиках, импровизированных столах, а часто прямо на земле — полиэтилене, газетах. Платить за право торговать, за вход не надо. В отличие от латвийских барахолок — советских и новых — полиция никого не гоняет. Следят за одним: чтобы после окончания рабочего дня торговцы увозили добро. Хотя этот неписаный закон "марольцы" и сами соблюдают.
Вот мы у цели. Представляете, если бы на Домской площади продавали не "таутас" сувениры в правильных киосках, а подержанные вещи разного калибра: от старинной посуды, инструментов и книг до мебели и одежды 1960–х? Это в идейной Латвии по определению невозможно. А в Брюсселе "блошка" преспокойно живет практически в центре, на площади перед старинным католическим храмом.
Большая часть торгующих — марокканцы. Как объясняет Иван, они выполняют роль своеобразных чистильщиков. Перед началом ремонта дома, квартиры брюссельцы часто прибегают к услугам таких чистильщиков, чтобы освободиться от ненужных вещей — посуды, мебели, книг, пластинок, инструментов…. Все это марокканцы и свозят сюда. Торгуют и коренные валлоны — франкоязычные бельгийцы. Это так называемые "холодные антиквары". Помните, в царской России были "холодные сапожники", не имеющие лавок и ремонтирующие обувь на улице, "прямо на холоду", как писал Гиляровский. У "холодных антикваров" тоже нет магазинов, а только товар, который и выставляют "на холоду".
…На одном из пятачков — старинный граммофон с аккуратной трубой. При моем приближении продавец–марокканец тут же энергично заводит старый механизм. Над районом, где жил Брейгель, оживают фламандские мелодии.
— 30 евро, мсье, — по–французски предлагает купец.
Иван объясняет, что я издалека и увезти такую громадину не смогу. Поражают цены: книгу–шкатулку XVIII века мой спутник, знающий толк в антиквариате, покупает за 10 евро, кузнецовский фарфор XIX столетия — вазу для цветов — за 25. У марокканцев цены ниже, чем у белых бельгийцев, но у последних больше антиквариата. "Разводов" не бывает. Иван не раз по рассеянности оставлял здесь вещи, забывал сдачу. Ему обязательно все возвращали — даже через неделю.
Живопись, разложенную на земле, Иван в шутку называет "выжописью" — ничего хорошего. А редкая графика попадается. Встречаются и документы, имеющие отношение к русской культуре. Мой гид по барахолке однажды наткнулся на архив Василия Синайского — русского ученого–правоведа, поcле революции осевшего в Риге, а после Второй мировой переехавшего в Брюссель. Профессор умер в 1949 году, архив перешел к его дочери. Как он спустя десятилетия попал на "блошку" — неизвестно. Пауков за гроши приобрел письма ученого, библиотеку, рукописи работ. Сейчас все это — в коллекции одного из известных рижских библиофилов.
Листаю старые альбомы с открытками. Купальщицы 1930–х в Остенде, улочки Льежа, портовики Антверпена… Увы, старой России, Прибалтики нет. Все–таки и я ушел с Мароля не с пустыми руками — купил старинный альбом для открыток. В брюссельских или рижских антиквариатах такие стоят от 20 евро. Тут мне его отдали за 3.
…А вечером мы пошли в этот район в таверну — в старинном средневековом доме. Это одно из немногих мест Брюсселя, где собираются коренные валлоны. Не снобы, а пенсионеры, рабочие и те самые "холодные антиквары", которые под занавес дня приходят сюда поговорить "за жизнь". Из окон таверны открывался вид на освещенную площадь, по которой прогуливались люди. Трудно было поверить, что еще днем здесь кипела барахолка.
Автор: Илья Дименштейн
Источник публикации: "Вести Сегодня" № 49 от 02 марта 2009г.