Почем нынче подвиг

Такие рынки в одних городах называют толкучками, в других — барахолками или блошиными, а у нас, в Чимкенте, — просто «крытым рынком». Словом, это базарчик, на котором продают всякую всячину — от старых холодильников и краденых велосипедов до поношенных свитеров и битой посуды. 

Мне понадобилась для ремонта одна безделица, и я бродил по рядам, отмахиваясь от назойливых зазывал, рекламирующих свои товары фразами типа «эксклюзивный молоток от Фаберже!» Погода была пасмурной, и я, опасаясь дождя, стал пробираться к выходу. И тут на одном из лотков мелькнуло что-то знакомое, я даже усомнился, не ошибся ли. Подошел ближе — так и есть! Среди старых значков и дешевой бижутерии на прилавке лежал боевой орден Красной Звезды. Настоящий, потертый. Взял в руки: точно, боевой — никаких сомнений. 

— Продается? — спросил я у бабули в вытертой каракулевой шубе.
— А как же, бери, сынок, орден настоящий. 

Почему-то мне стало грустно. Хмурый день стал как будто еще серее, а промозглый ветер все лез за шиворот.… Я вспомнил одного человека и его рассказ про бой, за который он получил свою Красную Звезду. 

* * *
Это было давно, наша семья тогда жила в Ялте, а я учился в художественной школе — красивой, двухэтажной. Наверное, раньше это был дворянский или купеческий особняк. Как-то весной мы по традиции готовились отмечать День Победы. В классе накрыли стол, напекли тортов и печенья, приготовились поздравлять ветеранов…. 

Надо сказать, что ветеранов в нашей «художке» было раз-два и обчелся: старушка-преподавательница, сторож-пенсионер да еще наш беспалый директор школы, у которого на левой руке был всего один палец, а на правой — два. Директор пришел последним. Я раньше не видел его при параде. Мужик как мужик, он и в искусстве-то не особенно разбирался — обыкновенный завхоз. Но тут все рты разинули — грудь у него в орденах и медалях, а сам беспалый (так мы дразнили его за глаза) даже как будто ростом выше стал. 

Уселись за стол. Ветераны довольны, наш директор улыбается, стакан с чаем двумя руками держит. Сторож наш что-то про Днепр рассказывает, наверное, в сотый раз вспоминает, что за что получил. А директор помалкивает, только смотрит поверх наших голов, как будто и не за столом он, а где-то далеко-далеко…. 

— Скажите, а какой орден для вас самый дорогой? — вдруг спросил я, обращаясь к нему. И так громко и резко у меня это вышло, что за столом тихо стало. 

Директор уже без улыбки глянул на меня и ткнул культей в орден Красной Звезды на лацкане. Обыкновенный, как я тогда думал, орден, только висел он почему-то на груди не со всеми наградами, а отдельно. 

— А за что вас наградили? — спросил мой товарищ.
— Это моя последняя боевая награда, просто случай был особый. В то время я был чубатым бесшабашным пареньком — с бескозыркой набекрень, ленточки с якорями, черный бушлат… В общем, служил я на флоте, а если точнее — на торпедном катере. Все знают, что это такое? — оглядел директор сидящих за столом. — Это небольшое судно с мощным двигателем, маневренное и быстроходное. Фрицам мы много крови попортили. И вот однажды получаем данные авиаразведки, что в пределах досягаемости наших катеров появился немецкий конвой. Приказ — атаковать. Все понимают, что дело рискованное — тремя катерами вести бой с конвоем, прикрываемым с воздуха. Но приказ есть приказ. Вся надежда — на неожиданность и скорость наших катеров. 

Выходим в море. Перед нами — два сухогруза и два корабля сопровождения, а самолетов не видать. Мы с ходу атакуем. Немцы опомнились только тогда, когда наши торпеды пошли на цель. Вот тут и началось: их пушки против наших пулеметов, ведь на торпедном катере, кроме двух торпед и зенитного пулемета, другого вооружения нет. Немцы долбят по нам из всего, что стреляет. Тут и фашистская авиация подоспела. Мы успели потопить оба сухогруза, но при этом из трех катеров уцелел только наш. Один из штурмовиков решил нас достать. Зашел поперек нашего курса и сбросил торпеду. Удивительно, но та с такой силой ударилась о воду, что подпрыгнула, и мы проскочили под ней. Однако немец в самолете оказался настырным — опять нас догнал и начал почти в упор расстреливать из пулемета. 

На торпедном катере рулевое управление ничем не закрыто, и рулевые тяги идут вдоль всей палубы на корму. Фашистская пуля выбила стальной палец, соединяющий тяги со штурвалом. Катер потерял управление. Что делать? Я стянул тяги меж собой и вставил в гнездо свой палец. Пока от погони уходили, мне пришлось пальцы то и дело в гнездо вставлять: с каждым поворотом штурвала палец срезало, не стальные они.… Боевую задачу выполнили — и катер спасли, и жизни свои. Только пальцев у меня всего три осталось. 

Директор замолчал. Старая учительница прикладывала платок к глазам, а мы сидели тихо-тихо. За окном была весна 1974 года.… 

* * *
— И почем нынче Красные Звезды?
— Тысячу тенге прошу, сынок, брать будешь — уступлю.
Орден я купил. В память о том солдате, что носил его на груди. И будь проклята нищета, которая заставляет людей продавать самое святое. Может быть, если повезет, по орденскому номеру я узнаю его имя и судьбу и обязательно напишу о нем. Но это уже будет другая история. 


Олег ПЛОТСКИЙ
Фото Романа ФЕДОРОВИЧА 

источник публикации
Аиф Казахстан