Рыночная экономия

85 лет назад Московский совет официально закрыл Сухаревку — самую знаменитую барахолку страны. До революции рынок под Сухаревой башней славился антиквариатом, а в советское время Сухаревка стала одним из центров свободной, то есть не контролируемой государством, предпринимательской деятельности. Неудивительно, что большевики считали ликвидацию этого вольного рынка, существовавшего более ста лет, своей важнейшей задачей. 

Распродажа барахла, которая началась на Сухаревской площади в 1812 году, растянулась на сто с лишним лет	На "авторыночной" части Сухаревки можно было легко купить даже распределяющиеся по особым нарядам велосипеды	Экспонаты для своей знаменитой коллекции А. П. Бахрушин брал у сухаревских антиквариев измором

 Пожар и свобода 

Вещевой рынок на площади под Сухаревой башней появился в конце XVIII века. Купить там было можно практически все. Например, Пьер Безухов из "Войны и мира", решивший убить Наполеона, именно там приобрел пистолет. Однако в московскую достопримечательность рынок превратился, когда в 1812 году на нем стали торговать бесхозным имуществом, которого в сожженном городе было очень много. По указу московского губернатора Ростопчина человек считался легальным собственником любой вещи независимо от того, где, когда и при каких обстоятельствах он стал ее фактическим владельцем. Население имело право продавать свое теперь уже априори "чистое" имущество по воскресеньям на площади перед Сухаревой башней. 

В первое же после выхода этого указа воскресенье площадь была запружена народом, приехавшим посмотреть на грандиозную распродажу предметов, значительная часть которых была украдена из брошенных хозяевами домов. Здесь можно было за бесценок купить самые неожиданные и дорогие вещи. Ставшее легальным товаром ворованное имущество разошлось довольно быстро, однако Сухаревке суждено было стать центром еще одной массовой распродажи ценностей. И причиной ее был не пожар, а освобождение крестьян. Не сумевшим вписаться в новую экономическую ситуацию и терпящим нужду помещикам приходилось продавать все, что они имели. Московский купец И. А. Слонов, оставивший мемуары о торговой жизни Москвы, вспоминал: "Как известно, вскоре после отмены крепостного права начался развал и обеднение дворянских гнезд; в то время на Сухаревку попадало множество старинных драгоценных вещей, продававшихся за бесценок. Туда приносили продавать стильную мебель, люстры, статуи, севрский фарфор, гобелены, ковры, редкие книги, картины знаменитых художников и пр.; эти вещи продавали буквально за гроши. Поэтому многие антикварии и коллекционеры... приобретали на Сухаревке за баснословно низкие цены множество шедевров, оцениваемых теперь знатоками в сотни тысяч рублей. Бывали случаи, когда сухаревские букинисты покупали за две, три сотни целые дворянские библиотеки и на другой же день продавали их за 8-10 тысяч рублей".

"Не пить до конца заказанной работы..." 

Купить за гроши несколько полотен Рафаэля хотели многие, по Сухаревке бродили толпы охотников за удачей. Однако лучшее доставалось не рядовым покупателям, а более или менее серьезным антикварам-перекупщикам. Многие из них, в свою очередь, прежде чем выставить товар на продажу, приносили его купцу-коллекционеру Петру Ивановичу Щукину, сумевшему своей щедростью завоевать "право первой ночи". Конечно, Сухаревский рынок был далеко не единственным источником для знаменитой щукинской коллекции. Тем не менее большая часть из 23 тыс. предметов этого собрания прошла через руки сухаревских торговцев. 

Среди завсегдатаев антикварных лавочек были и такие именитые коллекционеры, как Третьяков, Барсов, Забелин, Бахрушин. Последнего, правда, антиквары не любили за скупость и привычку брать продавцов измором. Репортер "Нового времени" Николай Ежов описывал, как торговец, который показывал ему миниатюру, изображавшую митрополита Филарета, предпочел закрыть свою лавочку, завидев приближающегося Бахрушина: 

"— Вот,— сказал я торговцу,— вот кому предложите! У него музей редкостей и масса миниатюр...
— Это Бахрушину-то? — с явным пренебрежением спросил, поглядев, торговец.— Я ему и показывать ничего не стану-с.
— Почему же?
— Дело известное. Ему надо на грош пятаков купить. Он у меня этого митрополита Филарета года два торгует. Да еще старается меня в ловушку поймать: это, говорит, не настоящая миниатюра! А какая же, говорю, бывает еще? — Подписи нет! — Кто бы ни написал, если хорошо, то и стоит дорого, говорю я ему.— Нет, говорит, ты необразованный и не понимаешь... А сам-то где он образовался?.. И торговец на ключ запер свою витрину". 

Деловой хваткой Бахрушина обладали далеко не все покупатели, и сухаревские антиквары успешно продавали статуэтки, картины, подсвечники, монеты и другие случайные предметы, расставленные и разложенные, бывало, прямо на земле. Для дилетантов имелось большое количество фальшивок, производство которых было поставлено на поток. За три-пять рублей предлагались фальшивые рубли времен царя Алексея Михайловича, а поддельные полотна Рафаэля, Корреджо, Рубенса имелись прямо-таки в каждой лавочке. Конечно, такого рода шедевры предназначались не постоянным клиентам, а случайным "чайникам". Забавную историю про продажу на Сухаревке фальшивого Репина поведал В. Гиляровский: 

"К палатке одного антиквара подходит дама, долго смотрит картины и останавливается на одной с надписью: "И. Репин"; на ней ярлык: десять рублей.
— Вот вам десять рублей. Я беру картину. Но если она ненастоящая, то принесу обратно. Я буду у знакомых, где сегодня Репин обедает, и покажу ему.
Приносит дама к знакомым картину и показывает ее И. Е. Репину. Тот хохочет. Просит перо и чернила и подписывает внизу картины: "Это не Репин. И. Репин".
Картина эта опять попала на Сухаревку и была продана благодаря репинскому автографу за сто рублей".

Среди художников, поставлявших товар Сухаревскому рынку, был и известный живописец А. К. Саврасов. В издававшемся в начале XX века журнале "Исторический вестник" есть такое сообщение: "Сухаревские торговцы когда-то ловили и засаживали "рисовать под замком" самого Саврасова, знаменитого пейзажиста, человека колоссального дарования, но, увы, совершенно загубленного пристрастием к вину. Сухаревцы запирали Саврасова на все время без водки, пока он был трезв и рисовал своим "антрепренерам" наброски картин (в это время он почти ничего не писал и не мог серьезно работать, руки его тряслись, зрение ослабло). Когда несчастный художник доканчивал свой заказ, торговец отпирал замок, давал Саврасову 5-10 рублей, и великий мастер кисти шел в ближайший трущобный трактир и там пропивал быстро все, что в таком унижении заработал. Говорят, с Саврасова торгаши даже брали расписки "не пить до конца заказанной работы"".

Мильтон вместо молитвослова 

Некий журналист в начале XX века перечислил книги, лежащие на прилавке у одного сухаревского букиниста. Там были: "Алгебра", "Арифметика", "Снотолкователь", "Химия", "Граф Монте-Кристо", Гоголь, Пушкин, "Королева Марго", "Оллендорф", "Думы", "Сочинения Мельникова", "Циррозы", приложения к "Ниве", "Живописное обозрение", "Компендиум детских болезней", "Наши партии и выборы в Государственную думу", "Охотники за черепами", Мольер, "Фрегат "Паллада"", "Попенджой ли он?", "Замечательные процессы", "Русская история" Иловайского, "Иван Выжигин", "На баррикадах", "Разбойник Чуркин", "Русская мысль", "Стрекоза", "Стихотворения Мережковского", "С петлей на шее", "Шерлок Холмс". 

Рынок был идеальным местом для осуществления смычки между городским пролетариатом и трудовым крестьянством	Сухаревка пользовалась славой самого читающего в мире блошиного рынка

Такое разнообразие привлекало многих. Студенты искали на развалах литографированные издания университетских лекций, библиофилы — разрозненные тома тех или иных изданий. Правда, обманутым можно было оказаться и здесь. Один из посетителей Сухаревки вспоминал мужика, которому вместо молитвослова продали поэму "Потерянный рай" Джона Мильтона. Однако постоянных покупателей здесь уважали. Так, на Сухаревку долгое время ходил старый лакей с мерным аршином — он покупал книги в красивых переплетах и определенного размера. Продавцы любили этого странного покупателя, поскольку тот не скупился. Лакей собирал библиотеку для своего барина, который хотел, чтобы книги хорошо смотрелись на полках. Уважали букинисты и нищих студентов, для которых нередко устраивалось что-то вроде платной библиотеки: книгу можно было взять напрокат за пять копеек в день. Эта услуга пользовалась среди студентов большой популярностью. 

Некоторые лавки имели узкую специализацию, например торговали подержанными книгами по астрологии, черной магии, хиромантии и прочими предметами, имеющими отношение к оккультным наукам. В подобных торговых точках выставляли далеко не весь товар: поклонникам тайного знания было куда приятнее получить книжку, извлеченную на их глазах из какого-нибудь тайника. Такое место расположения — у Сухаревой башни, в которой когда-то жил сподвижник Петра I Яков Брюс, считавшийся в народе колдуном, — лучшая реклама для магазина оккультной литературы.

Сухаревский губернатор 

Московские рынки никогда не отличались законопослушностью, и Сухаревка здесь не была исключением. Артели карманников и игроков действовали почти открыто. И уж тем более никто не пытался искоренить торговлю краденым. Ворованные вещи стоили дешево, потому и приобретали их охотно. Бывало, что ограбленные приходили сюда, надеясь по дешевке купить свои же утраченные вещи. Гиляровский рассказывал про художника, который увидел в одной из лавочек великолепную старую вазу, парную к той, что уже имелась у него. Придя со своим приобретением домой, художник узнал, что его дом ограбили и что он купил свою собственную вазу. 

Конечно, полиция на рынке была, но на такую мелкую рыбешку, как карманники и скупщики краденого, она внимания не обращала. Полицейские приставы прикрывали воров, которые за это помогали раскрывать громкие преступления. Из стражей порядка на Сухаревке наиболее колоритной фигурой был сыщик Смолин, которого завсегдатаи рынка называли "сухаревским губернатором". Он накоротке общался с местными криминальными авторитетами и знал о многих преступлениях, то есть, как говорят сейчас, занимался "крышеванием". Поймав карманника, Смолин зачастую оставлял его на свободе, конфискуя в свою пользу украденное. После смерти сыщика в его спальне нашли два ведра золотых часов и портсигаров. 

Про "сухаревского губернатора" рассказывали, например, такую историю. Однажды из Кремля украли многопудовую медную пушку, начальство приказало Смолину срочно ее разыскать. Собрав сухаревских "авторитетов", Смолин потребовал, чтобы в течение суток пушка была найдена и оставлена на пустыре. На другой день пушка была там, где было указано, ее перевезли в Кремль и установили на прежнее место. А спустя некоторое время выяснилось, что, не найдя украденного орудия, сухаревская братва похитила для своего покровителя другую пушку с Кремлевской стены.

"Орехи со свищом и рыба с душком..." 

Сухаревка, изначально бывшая местом распродажи более или менее ценных предметов, постепенно меняла свой облик — она все больше походила на обычный базар. И основную массу покупателей сюда привлекал уже не антиквариат, а одежда, обувь, предметы домашнего обихода, продукты питания. По воскресеньям Сухаревка работала с пяти утра и до пяти вечера. Площадь не могла вместить всех продавцов, поэтому торговля шла на прилегающих улицах и даже во дворе Шереметевской больницы (ныне Институт имени Склифосовского). Этот рынок привлекал покупателей низкими ценами, но высокого качества здесь никто не гарантировал. 

Работе сухаревских рюмочных никакой сухой закон помешать не мог	Не получающие продовольственных карточек "бывшие" меняли на Сухаревке фамильные драгоценности на что-нибудь съедобное

На Сухаревке можно было купить совершенно новое пальто, сшитое из старых обрезков и линяющее под первым же дождем. В обувном ряду, всучив покупателю сапоги с бумажной подошвой, продавцы заключали пари, до какого столба незадачливый покупатель сможет дойти, не потеряв подметок. А о продуктовых рядах один московский репортер писал, что по ним было бы не худо пройтись чревоугоднику, лечащемуся от полноты: "Он сразу получит отвращение ко всякой еде — так здесь симпатично пахнет, предлагаются такого милого вида съестные припасы; на лотках, почти возле самых уличных луж, навалены отвратительного вида селедки, заплесневевший чернослив, белуга с несомненным рыбным ядом, бакалея третьего года". 

Журнал "Исторический вестник" в 1909 году рисовал такую картину: "Московские торжища особенно характерны своим стародавним неряшеством. Невзирая на опубликованные несколько лет назад статьи профессора Бубнова, главы московских городских санитаров, и других лиц, писавших о сверхъестественной грязи московских рынков, до сих пор эти рынки напоминают первобытные азиатские базары, где грязь и зараза обязательны и неукоснительны, как луна на мечети. В Москве по-прежнему на молочные базары по утрам приезжают бабы-молочницы, у которых кувшины заткнуты грязной тряпицей, напоминающей портянку... до сих пор на грязнейших рыночных лотках продаются гнилые яблоки, испорченные апельсины, неудобоваримая какая-то требуха и кишки с кашей, тут же лежат окрашенные ядовитыми красками пряники и конфеты, ржавые сельди, орехи со свищом, рыба с душком, фальсифицированное масло, а также много других продуктов, которым следует пожелать не только острого глаза санитара, но даже хлорной извести и полного уничтожения". 

Едва ли кто-нибудь из журналистов и городских чиновников, сетующих на грязь Сухаревки и низкое качество продаваемых там товаров, мог предположить, что спустя каких-нибудь десять лет об этих товарах будут вспоминать как о чем-то прекрасном, безвозвратно утраченном.

"В тресте кража, а у нас — веселая распродажа"

После революции вольные рынки превратились в единственное место, где можно найти хоть какие-нибудь продукты. Большевистское государство попыталось отказаться от денежных расчетов и перейти к централизованному снабжению — в ответ крестьяне старались всеми способами утаить хлеб. В итоге города оставались без продовольствия, а крестьяне — без промтоваров. В конце 1918 года в некоторых районах Сибири стали шить шубы из невыделанных шкур. На две катушки ниток можно было выменять пуд муки, а на сапоги — от 4 до 15 пудов. Между тем ширпотреб гнил на складах, о которых попросту никто ничего не знал. Рабочие и служащие получали зарплату посудой, одеждой, обувью. Например, в 1921 году шахтерам Бахмута было выдано 8500 фуражек, 2580 летних пиджаков, 2620 рубах, 21 000 пар ботинок, 3270 пар рукавиц, 84 000 пар носков, 110 770 фуфаек, 27 000 аршин сукна. Среди предметов, которые использовали как зарплату, были и рыболовные крючки, и спички, и даже лайковые перчатки на меху. 

В конце концов за снабжение населения всем необходимым взялись мелкие торговцы-мешочники. Тысячи людей перемещались с товаром по стране на крышах вагонов и тормозных площадках поездов. Предприимчивые торговцы умудрялись добираться из Центральной России даже до Харбина — о тамошних дешевых магазинах ходили легенды. Центром альтернативного снабжения была Москва, которая находилась на пересечении основных транспортных магистралей. Мешочникам было проще доехать до нее, чем до производящих хлеб районов. "Такое впечатление,— писал современник,— будто Москва горит, на всех вокзалах толпы людей с корзинками, чемоданами, узлами. Не думайте, что это домашние вещи. Это все спекулятивная мануфактура". Ну а главной московской базой нелегального снабжения стала Сухаревка. Здесь можно было купить или выменять (из-за инфляции на вольном рынке процветал натуральный обмен) практически все что угодно. 

Мешочники не могли заниматься своим делом, не нарушая советских законов, и потому неизбежно оказывались в близких отношениях с воровским миром. Как следствие, Сухаревка постепенно превращалась в центр криминальной России. Недаром описанный Ильфом и Петровым всесоюзный съезд мошенников — детей лейтенанта Шмидта — проходил в одном из сухаревских трактиров. 

И торговцы, и покупатели прекрасно понимали, что значительная часть товаров, поступающих в оборот, имеет не совсем законное происхождение. Но это никого не смущало. Покупателей зазывали в лавки такой, например, прибауткой: "Стой, товарищ, не пугайся! В тресте кража, а у нас — веселая распродажа!" Да и обычных карманников на рынке не поубавилось, о чем предупреждала следующая частушка: "Пролетарии всех стран, берегите свой карман!"

"Конфискуя все продукты..." 

Для большевистских лидеров Сухаревский рынок был как бельмо на глазу, поскольку ассоциировался со свободной торговлей. Уничтожить этот рассадник буржуазной заразы было для них делом чести. 13 декабря 1920 года Моссовет принял постановление "О ликвидации Сухаревского рынка": 

"Ввиду наблюдающейся в Москве незаконной торговли нормированными продуктами и констатированных Мосздравотделом случаев отравления от продаваемых таким путем продуктов, особенно на Сухаревском рынке, Президиум Моск. Сов. Раб. Кр. и Кр-арм. Депутатов постановляет: 

1) Усилить контроль во всех местах продажи за выполнением правил, установленных Московским Советом для торговли ненормированными продуктами.
2) Воспретить какую бы то ни было торговлю на Сухаревском рынке с 15 декабря сего года...
4) Не допускать после 15 декабря никакой продажи на Сухаревском рынке, конфискуя все продукты, попытки продажи коих будут наблюдаться". 

Восстановление транспорта дало властям повод закрыть рынок, поскольку толпы мешали уличному движению	Рыбный ряд можно было легко найти, идя на разносящийся на сотни метров запах тухлой рыбы	Саркофаг для тела ненавидящего "вольные" рынки Ленина и торговый комплекс "Новая Сухаревка" проектировались одновременно и одним и тем же архитектором

Для всех было очевидно, что это постановление никак не повлияет на частную торговлю, которая теперь просто переместится в другое место. И тем не менее закрытием Сухаревки большевики очень гордились. На проходившем в те дни VIII Всероссийском съезде Советов Ленин дважды возвращался к ликвидации знаменитого рынка и говорил о необходимости уничтожить Сухаревку в душе каждого частника с таким же энтузиазмом, с каким говорил об электрификации страны. Примерно в то же время наркомздрав Семашко призывал покончить с "медицинской Сухаревкой", то есть с частной врачебной практикой. Однако искоренить индивидуальное предпринимательство в районе Сухаревой башни все-таки не удалось: через пару месяцев там вновь появились торговцы. 

С началом НЭПа закрытие главного свободного рынка страны стало казаться полным абсурдом, однако восстанавливать Сухаревку, про которую первые лица государства успели наговорить столько гадостей, не хотелось.

Новая Сухаревка 

В конце концов был придуман компромисс: старый рынок по-прежнему считался ликвидированным, но чуть в стороне построили торговый комплекс, который назывался "Новая Сухаревка". Проектировал торговые павильоны К. С. Мельников, только что завершивший работу над саркофагом для ненавидевшего Сухаревку Ленина. Мельников строил новый рынок, тщательно копируя старый: "В самом центре движения рыночной толпы,— комментировал архитектор свой проект,— стоит трактир — элегантное здание открытых террас и лестниц с обжорной кухней жирных щей и осетровых селянок, и вернулась в Москву вновь кипучая страсть знаменитой Сухаревки".

А вот как описывала новый рынок газета "Известия": "В углу между Садовой и Трубной улицами существовало владение Гефсиманского скита, где когда-то были монастырские огороды, а последнее время — пустырь, приют темного люда. Теперь это "Новая Сухаревка", строго распланированная, с рядами деревянных бараков. В них помещаются 1647 отдельных магазинов, из которых 1000 уже заняты торговцами. Чистота, порядок, электрическое освещение огромными фонарями для ночной охраны, 6 водонапорных кранов и пожарная сигнализация. Бараки расположены по отделам: галантерея, обувь, кожа, одежда, москательный, щепной, скобяной, шапочный, стеклянный, мебель, меха, мануфактура, мясной, рыбный, мучной, письменные принадлежности, табак и пока только две книжные лавки букинистов и ни одной антикварной. 

— Где же антиквария? — спрашиваю одного старого сухаревщика.
— Старьевщики-то? Да кому теперь ихнее барахло нужно? Вот там, в "развале", есть один-другой со своими рогожками. 

Для "развала", то есть именно для толкучки, отведен угол ближе к Трубной площади. Его со временем отгородят от рядов. А пока иду туда. Это пахнет старой Сухаревкой. Развалены на рогожках и полотнах товары: замки, ключи, отвертки, старое железо, куски кожи для починки обуви, ржавые гвозди и обломки. Точильщик на своем станке шлифует ржавый топор. Дальше, вдоль забора, выстроены ряды порыжелых сапог, калош, груды тряпья, подушек, рвани... 

А вот самое веселое место толкучки — обжорка. Длинный обжорный ряд начинается с бабы с покрытым подушкой и замотанным ситцевым одеялом ведром, из которого она за гривенник накладывает полную тарелку мятой картошки и поливает ее из кувшина грибным соусом. Пахнет постным маслом. Рядом другой, "скоромный", аромат: на жаровне кипит и брызжет жареная колбаса, тут же блюдо с вареной свининой. Вот блинница печет белые блины и поливает их маслом. Один за другим несколько самоваров с горячим медовым сбитнем, лотки с булками и бутербродами. А кругом раскрасневшиеся лица питающихся". 

Однако убрать торговлю с площади так и не удалось — "Новая Сухаревка" стала лишь наиболее цивилизованной частью заполонившей площадь барахолки. В 1930 году рынок был окончательно ликвидирован как мешающий уличному движению. Заодно закрыли и "Новую Сухаревку", которая находилась во дворах за кинотеатром "Форум" и транспорту никак не мешала. А спустя еще четыре года была снесена и Сухарева башня. 

Александр Малахов
Фото: РОСИНФОРМ


источник публикации
«Коммерсантъ ДЕНЬГИ» 
№51(556) от 26.12.2005г.