Продаётся лицо “советской национальности”

Фронтовые и семейные фотографии, документы и письма — самый ходовой товар на рынке. 

Несколько лет назад пустынный участок между Дмитровским шоссе и железной дорогой Савёловского направления по велению столичных властей огородили листьями железа и прикрепили вывеску: “Рынок вещей, бывших в употреблении”. И теперь по выходным дням на некогда тихой станции Марк — столпотворение: люди с тяжелыми тележками в руках вываливают из электропоездов и спешат занять место в торговых рядах

ПРИЛАВКОВ оказалось явно маловато, и “блошиный” рынок выплеснулся за ограду. Товар развешан на ветвях деревьев, разложен на земле. А вездесущие азербайджанцы и грузины прямо у входа выставили короба с новыми кроссовками, обувью. Этикетки — самых известных в мире фирм. Разумеется, как всегда, контрафакт.

Не успел я сойти с железнодорожной платформы, как меня атаковала бабуля: “Купи пальто! Глянь, драповое, а воротник какой! Отдам за сто рублей”. Еле отбился от назойливой старухи с вытаращенными глазами.

Чем здесь только не торгуют. Бывшими в употреблении дубленками и пуховиками, поношенными валенками и брюками. Народу — не протолкнешься.

Сразу за входными воротами — развалы книг, изданных в советское время. За каждый том собраний сочинений Льва Николаевича Толстого просят по тридцать рублей, Чехова — и того меньше: по двадцать. Лежат, дожидаются своего покупателя “Тимур и его команда”, “Районные будни” и “Записки революционера” (теоретика анархизма Петра Кропоткина). За “Воспоминания” Г.К. Жукова торговец просит сорок рублей, за “Цель жизни” авиаконструктора А.С. Яковлева — двадцать.

РОСКОШЕН брезентовый терем антиквара. Молодой человек выставил пузатые медные самовары с медалями, дверные бронзовые ручки и... лошадиные подковы. Беру одну в руки — тяжеленная, и слышу: “Так ведь она слетела с копыта немецкого тяжеловоза”.

Рядом стоит юноша, в руках с надписью: “Куплю швейную машинку”. Оказывается, подольские изделия советских времен — дефицит: вьетнамцы и китайцы используют их на подпольных предприятиях, где “гонят” ширпотреб, выдавая его за творения знаменитых домов моды.

Рыночная толпа долго носила меня вдоль рядов, прилавков и, наконец, выбросила к высокому забору. Здесь, пояснил мне попутчик, начинается дикий рынок. Что он именно такой, я вскоре убедился лично...

Большим спросом пользуются, оказалось, документы советских лет, символика СССР. Вот вымпелы “Победителю социалистического соревнования”. А это — удостоверение “Ударник коммунисти-ческого труда”. Вижу трудовую книжку синего цвета с изображением герба Великой державы, разваленной Горбачёвым и Ельциным, и с четырьмя буквами “СССР”. Покупаю за 15 рублей. На первой странице читаю: “Морозова Наталья Ивановна. Год рождения — 1914. Профессия — рабочая. Дата заполнения — 15 ноября 1948 года”. Две последние записи на стр. 6: “05.06.1983. Зачислена гардеробщицей. 31-й автокомбинат УТТ. 04.03.1988. Уволена по собственному желанию”.

У другого коробейника на продажу выложено свидетельство о браке: Корниенко Иван Александрович и Барандай Татьяна Петровна заключили брак 8.04.1936 г. Беру в руки другой документ, читаю: “Учетная карточка члена ВЛКСМ Ипполитова Владимира Павловича. Комсомольский билет выдан в 1967 году Советским РК ВЛКСМ г. Краснодара”.

Тут вижу большой красочный лист. Вверху крупно написано: “300 лет Российскому флоту” — и большой портрет Петра Великого, возглашающего: “Морским судам быть!” Далее читаю: “Ветерану Российского флота Г.В. Дурейко. Уважаемый Георгий Васильевич!” И следует текст поздравления мэра столицы от 30 октября 1996 года.

У ног женщины бальзаковского возраста на старых газетах — стопки писем. Нагибаюсь, беру рукодельный конверт — склеен из тетрадного листа в клеточку: “Москва, Тихвинский переулок, 10/12, кв. 143. Иссинской Серафиме Владимировне”. Обратный адрес — Пенза. Разглядываю почтовый штемпель: отправлено 24.06.1945 года. “Бери, мил человек, за десятку!” — слышу.

Покупательница сторговалась и кладет в сумку пухлую пачку конвертов. “Чем они вас заинтересовали?” — спрашиваю. “О, это роман о любви! Видите, адрес один и тот же: Витебск, в/ч 1136 “Ш”. Беликову Виталию. И московский адрес один и тот же: Дубнинская улица, дом 63, кв. 80. Бобылёвой Анне. А в прошлую субботу я взяла здесь переписку школьницы и солдатика. Прочитала, и на меня повеяло из моей юности моим первым наивным увлечением”.

— А солдатских треугольников нет? — спрашивает покупатель.

— Были, да сплыли. Перекупщики фронтовых писем встречают меня у железнодорожной платформы. Хорошо платят. Говорят, идут потом в Москве нарасхват и за большие деньги,— отвечает продавщица чужих тайн.

Продавец Сергей (так он назвал свое имя) сидит на клеёнке. Кругом — море книг, старых газет и журналов, фотографий.

— Есть спрос — есть и предложение,— улыбается.— Особенно в высокой цене старые фотографии. И дореволюционные, и военные.

Узнаю: у немцев ценятся фотографии советских солдат и офицеров Великой Отечественной, танков и самолетов, “катюш”, зенитных орудий, легендарных полуторок и трехтонок. Сергей достает из-под желтых номеров “Литературки” конверт и показывает, что подобрал для одного туриста из Германии: “Обещал сегодня прийти за товаром”.

Беру в руки набор снимков. Перебираю. На фоне самолета с огромной пятиконечной звездой стоят два военных летчика. Фотограф, сразу видно, был неопытный: не навел как следует резкость, и лица вышли расплывчатые. На обороте надпись: “Слева — Зинченко Иван, справа — Боченко Костя”.

На следующем снимке вижу матроса в тельняшке. Судя по надписи на бескозырке — слушатель хозяйственного училища. На оборотной стороне сохранилась надпись: “От Дмитрия Ткаченко. г. Москва, 16/V.41”. Выходит, за месяц до начала войны подарил служивый это фото.

Еще снимки военных людей. На одном надпись: “На память другу Жоре от Леонида. Л-д, 21/VI.44. Где бы ни был — не пропаду!” На другом: “М.Д. Елизарьев. Лето 1944 года”. На третьем фото читаю: “Алексей Прасол. Октябрь, 1944 год”.

Пощадила ли их война? Вернулись ли домой победителями? В чьих семейных альбомах хранились эти снимки до нынешней поры? Как вышло, что портреты воинов теперь выставлены на продажу?

— А еще немцы нарасхват берут “шпалы”. Не знаете, что это такое? Так до 1943 года, когда Сталин ввел погоны, назывались металлические воинские различия, крепившиеся в петлицах гимнастерок,— поясняет Сергей.

Частые гости на “блошином” рынке — американцы. Сергею они заказывают портреты “красных муравьев” — так презрительно называют русских.

— Янки подчистую сметают портреты, особенно с кривыми или пьяными рожами. Печатают их, рассказывали, в журналах, размещают на своих сайтах в Интернете — такой у них бизнес,— продолжает свидетельствовать собеседник.

Между прочим, на аукционе “Сотбис” рядом с картинами знаменитых русских живописцев, иконами и антиквариатом выставляются и коллекции старых русских фотографий. Продаются по баснословным ценам.

Третья пачка снимков припасена для бывших советских граждан, переселившихся сперва в Израиль, а потом во все страны света. Открывают там рестораны, а так как у многих эмигрантов ностальгия по бывшей Родине, давшей им прекрасное бесплатное образование, залы чаще всего оборудуют как квартиры советских людей в послевоенные или 70-е — 80-е годы. На столах — самовары, на полках — книги Пушкина и Лермонтова, а на стенах — рамки с фотографиями.

— Гоняются, не жалея денег, за старыми снимками. Вот посмотрите, что я подобрал на этот раз для одного постоянного иноклиента,— и Сергей подает мне третью пачку снимков.

Жених с невестой в фате. Бабуля в черном платке — явно в трауре. А тут запечатлена счастливая, видно, семья: папа, мама и дочка с куклой в руках. Лихой гармонист развернул меха тальянки, девчушка с хворостинкой в руке гонит гусей к реке, пьяница с бутылкой водки в руках. Жизнь России как она есть — и с радостями, и с горем.

Я купил снимок, на котором одни мужчины. Судя по их одежде, из начала прошлого века. Старик демонстрирует свое семейное богатство — велосипед. Символ зажиточности! Отобрал я и портрет девушки — тоже явно из начала ХХ века. Большие, выразительные глаза! Наверняка все они ушли, как говорится, в мир иной...

Откуда фотографии на “блошином” рынке? Продавцы рассказали: “А бомжи несут. Сейчас в Москве сносят пятиэтажки, народ переселяется в высотки и бросает в старых квартирах всё, что должны бы почитать как семейные реликвии. В том числе и дагерротипы (фото на металлической пластинке. — Ю.М.) предков”.

Горше нет этого рассказа! Те, кто в 80-е годы рьяно проповедовал у нас “общечеловеческие ценности”, добились своего: молодые сплошь и рядом — это манкурты, если воспользоваться термином Чингиза Айтматова, иваны, не помнящие родства.

Не знал, не ведал я до нынешнего дня, что снимки фронтовиков и простых людей на “блошином” рынке — теперь самый ходовой товар. И горько, и больно... Такие пришли подлые времена: всё продается, всё покупается, даже лики дедов, отцов, матерей. 

Юрий МАХРИН 

Источник публикации
газета"ПРАВДА", 13 декабря 2006г.