Особняки и блошиные рынки в Уругвае
В Уругвае, или, если полностью, в Восточной Республике Уругвай, я побывал дважды. И оба раза случайно. Сначала я поехал в Аргентину встречать с друзьями Новый год, по пути узнал, что мерзавцы переправились через реку (из Буэнос-Айреса в Монтевидео), последовал за ними, потерял их, повеселился без них, узнал страну, куда вряд ли бы поехал по своей воле, и успел ее полюбить. Второй раз меня занесло в Уругвай по пути в Антарктику. Пароход Explorer, по расписанию выходивший из порта Ушуайя на Огненной Земле, на пути из Европы что-то там намотал себе на винт, а потому зашел в доки Монтевидео на кратковременную профилактическую остановку да и застрял там почти на месяц. Я снова оказался в той же, что и несколькими месяцами ранее, гостинице Radisson. Гостиница эта, благодаря своим 25 этажам, служит одной из трех архитектурных доминант главной площади старого Монтевидео. В центре площади, как и в любой латиноамериканской столице, — памятник освободителю. Здешнего либертадора звали Артигасом, был он, понятно, генералом, умер в изгнании, и прах его не сразу, но упокоился в мавзолее-бункере, находящемся в центре площади, под конной статуей. Другая доминанта — похожий на свадебный торт жилой дом, возведенный в двадцатых годах прошлого века. Тогда, сразу после Первой мировой, в Уругвае, разбогатевшем на говяжьей тушенке, которой кормились солдаты всех армий, стали много и активно строить в стилях модерн и ар-деко. Самый большой, в двадцать с лишним этажей, дворец с башенками был выстроен на площади. Домами поменьше застроили полуостров, с обеих сторон омываемый водой Ла-Платы. Дворец, смахивающий на сталинскую высотку, сегодня используется в качестве подставки для антенны местного оператора мобильной связи, а замечательные дома старого центра в основном выставлены на продажу. Те, что не продаются, заселены нацистскими преступниками, другими благообразными стариками, а также сквоттерами, художниками и представителями иных творческих профессий. Каждый день все эти уважаемые жители Монтевидео, как на работу, идут в сквер у кафедрального собора. Здесь они ставят столы и раскладывают на них разное старье: фотографии, чашки, сосуды для мате, подсвечники, фарфоровые куклы, ордена. Все это можно купить, но я ни разу не видел, чтобы кто-нибудьчто-нибудь здесь покупал. Покупают ли в Монтевидео выставленные на продажу особняки, тоже неизвестно. По крайней мере, их не сносят: лет пятнадцать назад начали, но старый центр вовремя попал в святцы ЮНЕСКО. 
Монтевидео, особенно полуостров, очень похож на Буэнос-Айрес: и там, и здесь играют на бандонеоне, танцуют танго, жарят мясо и наливают вино. Вот только аргентинская столица много больше, шумнее и пафоснее, населена жуликами и обманутыми вкладчиками, и жить там совершенно не хочется, а Монтевидео — уютный, правильного размера город, который сразу в себя влюбляет и заставляет задуматься о смене прописки. Я, кстати, примерился к паре особняков. Славный, не совсем разваливающийся дом в три этажа можно сторговать тысяч за пятьдесят-шестьдесят. Долларов, понятно. И все это — с сохранившимися оригинальными дверями и окнами в стиле ар-деко, с наборными полами, с исправным водопроводом и приличными соседями, торгующими пыльными книгами и антиквариатом. Что еще для жизни надо? Выпить и закусить? За любым углом можно отыскать бар или ресторан, в котором вам примерно за пять долларов принесут жаровню с углями и огромное блюдо парильи (жареного мяса) на ней. Еще за пятерку откроют бутылку доброго вина. Рыбу не принесут ни за какие деньги — тут живут мясоеды.
Если же есть время (минут десять от конного Артигаса) дойти до старого рынка — того, что у въезда в порт, — вы рискуете испытать гастрономический шок. Под куполом огромного крытого павильона больше не торгуют овощами и фруктами, зато жарят мясо. Все пространство заставлено столами, стульями и барными стойками. За барными стойками стоят не бармены, но местные шашлычники, парильеро. За их спинами — прилавки со всеми возможными видами мяса и частями туш. Вы садитесь на высокий стул, тыкаете пальцем в понравившуюся отбивную, приглянувшийся антрекот или рулет, а парильеро кидает выбранное на решетку, установленную над углями. Через секунду — перед вами стакан с вином, через пару минут — огромная тарелка с лучшим на свете мясом, печеными перцами и помидорами. Поданный счет заставляет со злостью и сожалением думать о бессмысленно потраченных в Москве деньгах, потому что редко где счет в Монтевидео превышает сумму в $10 — разве что вина какого-нибудь особенного попросите.
Вокруг рынка, в бывших борделях — лавки старьевщиков, галереи местных художников и студии энтузиастов, промышляющих изготовлением бус, браслетов и прочей копеечной бижутерии. Чуть дальше от порта и ближе к мавзолею Артигаса появляются букинистические и антикварные магазины, музеи и даже банки. С последними особо забавно. В двадцатых-тридцатых, во времена бума, в центре понастроили множество банковских зданий — солидных и надежных, с быками и мускулистыми мужиками на фасадах, с колоннами и прочими дорогими элементами декора. Потом случилась другая война, бум закончился, потом закончились и деньги, а мужики с колоннами остались — так и украшают фасады брошенных зданий.
Днем старый Монтевидео живет жизнью отселяемого бизнес-центра. Кое-где все еще суетятся клерки, но начальство уже съехало, и лимузины почти не появляются на улицах этой части города. К ночи картина меняется. С окон и дверей снимаются железные щиты, на мостовые выставляются столы и стулья — и давешняя пыльная контора превращается в огромный бар. Везде играет музыка, как правило, живая: хриплыми прокуренными голосами поют тетки бальзаковского возраста, энергичные дедушки, пуская слезу, играют на бандонеонах, патлатые рокеры терзают гитары. Музыка на любой вкус, дешевая выпивка, горы жареного мяса — над всем этим роятся профессиональные любители ночной жизни, распустившие галстуки клерки, туристы и командированные.
Движение по улицам утихает к утру и почти прекращается летом, когда ночная жизнь перемещается к океану, в Пунту-дель-Эсте — городок в полутора часах езды от Монтевидео. Пунта-дель-Эсте построен там, где Ла-Плата впадает в Атлантику и где ширина этой речки достигает двухсот километров! Зимой городок с населением в пять тысяч человек живет сонной деревенской жизнью, летом гостиницы и резиденции оживают и Пунта-дель-Эсте превращается в одну из столиц Южной Америки, потому что ни в Буэнос-Айресе, ни в главных бразильских городах никто не остается. Все важные, богатые и знаменитые переезжают в Пунту, чтобы развлекаться, играть в казино, ставить паруса на своих яхтах и поглощать морепродукты в ресторанах своих клубов. Одна вереница домов в стиле Miami Beach стоит на берегу реки, другая обращена фасадами к океану. В некоторых кондоминиумах говорят только по-испански, в некоторых — исключительно по-португальски, кое-где понимают по-английски, но везде и повсюду принимают любую валюту.
Я попал в Пунту накануне Нового года, то есть в разгар тамошнего лета. Мои так называемые друзья испарились под жарким уругвайским солнцем, а билет в Сантьяго был забронирован только на 3 января. Гостиницу я, понадеявшись на обещанную комнату в доме с видом на океан, не заказывал, а потому перспектива провести несколько дней на пляже не выглядела фантастикой. Можно было, конечно, воспользовавшись советом моего шофера, и вернуться в Монтевидео, в Radisson, но уходить с пляжа не хотелось. Преодолев шоферский скепсис, я поехал по местным гостиницам, и, как и ожидал, в третьей мне нашли чудную, страшно дорогую комнату.
— Сеньор, мы сдадим вам комнату, но вы должны понимать, что на Новый год, на пике сезона, цены взлетают до небес. Мы вынуждены взять с вас за комнату с завтраком 40 долларов в сутки!
Портье зажмурился от собственной наглости, водитель затаил дыхание, все фойе маленького отеля притихло, и я… согласился.
У всех отлегло, и довольный портье, оказавшийся хозяином заведения, добавил:
— А завтрак, сеньор, мы будем приносить вам в комнату, только дайте знать!
Часом позже я арендовал велосипед (доллар в сутки) и поехал берегом океана. Солнце куда-то ушло, заморосил дождь, я оделся в ветровку, и только она спасла меня от ожогов, потому что по возвращении в свою роскошную резиденцию я почувствовал, что торчавшие из рукавов кисти рук абсолютно сгорели. И это без всякого солнца, под дождем!
Несколько последующих дней в Пунте-дель-Эсте прошли как один. Утро начиналось с кофе и круассанов в номере, потом я отправлялся на берег реки, к стоянке рыбацких лодок, кормил там рыбьими хвостами морских львов, затем шел вслед за речной водой до океана, купался, перемещался в какое-нибудь старомодное кафе, пил кофе, возвращался в отель, брал велосипед и отправлялся к океану. На одном из пляжей я приковывал транспортное средство к столбу, засовывал вьетнамки в сумку и шлепал по мокрому песку в сторону Бразилии. Пройдя километров восемь, я садился в ресторанчике на пляже, обедал и отправлялся назад. Потом сон, вечерний променад, ужин, обход баров, снова сон, потом — все сначала. Размеренную жизнь лишь однажды нарушило празднование Нового года. 31 декабря, отоспавшись после дневной прогулки, я, как Штирлиц из анекдота, достал из холодильника бутылку водки, банку икры (все это, понятно, было привезено испарившимся друзьям), выпил и закусил. Потом я дошел до самого шикарного винного, купил запылившуюся бутылку Veuve Cliquot и отправился с ней на берег, в полюбившийся яхт-клуб. В полночь, вместе с первыми взрывами петард, я вскрыл бутылку и сделал первый глоток.
Все вокруг сделали то же самое. В этот же момент посетители окрестных ресторанов высыпали на набережную. Везде заиграли оркестры, люди с бокалами в руках пустились в пляс. Рестораны, бары, гостиницы, жилые дома стали соревноваться друг с другом в искусстве запуска фейерверков, и грохот петард, соединившись с бряцаньем оркестров в какофонию, превратил милый курортный городок в генератор шумов. Грохот не прекращался ни на секунду в течение трех часов.
Во второй свой приезд в Пунту-дель-Эсте я не попал. Было довольно прохладно, с океана дул ветер, и вместо Пунты я поехал вдоль реки в другую сторону, на запад, в Колонию-дель-Сакраменто — сохранившийся нетронутым со времен португальского владычества городок, находящийся под защитой ООН. Дорога из Монтевидео шла по абсолютно плоской равнине. Время от времени на пути попадались деревни, и таксист методично рассказывал про каждую:
— В этой живут потомки швейцарских эмигрантов, тут делают сыр. А тут — хорваты. Дальше — литовцы, украинцы, немецкие евреи. Все они тоже чего-то делают. У нас ведь страна эмигрантов. Индейцев мы своих всех постреляли. Загнали в резервацию, поставили на вышках людей с винтовками да и поубивали всех. И черных у нас никогда не было. Аргентина, под управлением которой мы находились в те времена, запретила здесь рабство. Все мы тут белые… Впрочем, кое-какие цветные все-таки есть, просочились. У них даже карнавал свой есть, они там кандомбль танцуют — тряска такая под барабаны. В Колонии, кстати, куда больше черных — там же португальцы орудовали, а уж у них с рабами все в порядке было!
Вскоре мы добрались до городка, оказавшегося при ближайшем рассмотрении каким-то Диснейлендом. Отутюженные домишки, ряженые в исторических костюмах, кандомбль по заказу и толпы туристов. На обратном пути таксист завез меня на одну из придорожных ферм, хозяин которой, как оказалось, коллекционирует всякую ерунду. Он, конечно, производит сыр и джемы, но настоящая его страсть — собирательство. Guinness Book официально признала его коллекцию карандашей самой большой в мире, а ведь фермер, его жена и их сын собирают еще и банки из-подCoca-Cola, телефонные карточки, брелоки, расчески, флаконы от духов и еще что-то, столь же нелепое…
Вообще-то, в Уругвае чудаков хватает. Знаменитый местный художник Карлос Паес Виларо, к примеру, построил себе дом, архитектура которого повторяет детские песчаные замки. И технология строительства, судя по всему, тоже напоминает. Casa Pueblo, то есть «народный дом», стоит, вернее, стекает к воде в местечке, называемом Пунта-Бальена. В доме можно снять комнату (долларов за 60), в стоимость которой входят потрясающий закат и общение с художником. Если Виларо разговорить, он даже расскажет историю своего сына — одного из немногих выживших при катастрофе самолета в чилийских Андах и, что важнее, выживших в течение более двух месяцев без пищи в горах. Про катастрофу в Голливуде даже фильм был снят. Там обросшие и потерявшие человеческий вид юноши и девушки с аппетитом едят друг друга.
Вернувшись из Диснейленда, я продолжил изучение Монтевидео. Огромное здание парламента, возведенное в эру говяжьего фарша, антикварный рынок у здания университета, набережные Ла-Платы, недурные музеи — все это скрашивало ожидание нужного ветра, который бы позволил кораблю Explorer выйти из доков. Я, собственно, никуда не торопился. Днем пробовал разное мясо у порта, вечерами забредал в книжные магазины, где играли гармошечники, а местные поэты читали что-топо-испански, ночами инспектировал бары, раскланивался с хрипатыми певичками и строил планы переезда в Монтевидео и покупки рыбацкого домика на океане.
Все разрушил русский старпом Explorer. Прогнав команду, слив воду из всех цистерн и, видимо, сочно выругавшись, он вывел корабль из доков, лишь слегка процарапав килем дно реки. Пятый вечер второго приезда в Монтевидео прошел не у букинистов и не в баре Artigas, но на борту заполнявшего заново цистерны судна. Наутро мы отправились к Фолклендам, впереди была Антарктида, а я не переставал мечтать о жизни в республике к востоку от реки Уругвай.
Геннадий Иозефавичус
фото автора
31 октября 2005
источник информации
Afisha-Mir.ru
