Олеся Лозовая, Максим Ключников

Китайцы верят — в красивые старые вещи вселяются души наших предков. И когда к вам в руки попадает предмет, в котором живет родная душа, вы испытываете непреодолимое желание завладеть им любыми путями. 

Несколько лет назад на одном из блошиных рынков Парижа среди старых разбитых чашек и какого-то тряпья я увидела странную тарелку. С нее на меня невыразимо грустными глазами смотрела невыразимо грустная собака. Уйти и оставить ее там я уже не смогла. Опускаю подробности торга (это отдельная тема и непременный ритуал), и вот — о счастье! — тарелка моя. 

Дома, смыв грязные потеки и пыль, я, наконец, смогла вполне оценить всю прелесть и тонкость рисунка за неизвестной подписью. Как звали этого печального пса? Кто и когда нарисовал его на простой фарфоровой тарелке? Ответов на эти вопросы я никогда не узнаю. 

В нашей семье есть предание, что мой прадедушка, пропавший без вести в годы гражданской войны, эмигрировал во Францию. Может быть, китайцы правы?