Старо-модное
Эта история произошла в Париже. И это была история любви, что, впрочем, для Парижа естественно. Как естественно и для каждой работы любого нормального архитектора: пока не полюбишь заказчика и объект, над которым работаешь, ничего хорошего не получится. Правда, чаще всего родившееся между дизайнером и клиентом чувство напоминает брак по расчету, в котором муж с женой терпеливо притираются друг к другу, чтобы в конце концов обрести теплоту и привязанность, основанные на уважении и взаимном паритете. Эта же история походила на любовь с первого взгляда, в которую бросаешься с головой, не анализируя ход событий, а просто проживая каждый миг. Такое бывает, если случайности — время, место, настроение — совпадают. В общем, возникает закономерность.
Вага Карабашян (на фото слева) много работает со светом. В парижской квартире сделана ставка на естественный свет, льющийся из огромных окон, выходящих на террасу на последнем этаже дома на холме. Парадоксально, но то, что на окнах отсутствуют шторы, подчеркивает контраст между теплым внутренним и открытым внешним миром. Собственно, на это и был расчет
Время было — целый месяц относительной свободы, которую архитектор Вага Карабашян мог себе позволить, выполняя непыльную дизайнерскую работу для одной французской фирмы. Было место — Париж, о котором можно сказать много банальностей и во всех будет смысл. Ведь за каждой парижской ассоциацией тома книг, часы музыки, километры галерейных залов и кинопленки. Был старый друг-сценарист, с которым архитектор не виделся целых 12 лет. Они гуляли по городу, вспоминали, сидели в кафе, болтали, ходили по музеям, философствовали. Из этих разговоров и хождений — в общем, из воздуха и должен был родиться интерьер для друга и его девушки. Они как раз въехали в квартиру-пентхаус на полпути из Парижа в Версаль. Дом на холме, из окон — на 180 градусов панорама буржуазного пригорода, дорог, растекающихся по холмам, лес, много воздуха и тишины. Была задача — в новом доме создать ощущение отделенности от внешнего мира, теплоты и уюта, будто существующего тут давным-давно. Как если бы квартира была домом для нескольких поколений их семьи. Это было важно для обоих — молодого иностранца, оторванного от дома, и для его подруги, лингвиста, необычайно привязанной к своей семье. Излишне говорить, что пространство к тому же должно было стать удобным (и для работы в том числе), способным к изменениям и даже терпеливым к беспорядку, а потратить на декор предполагалось довольно скромные средства. А отправной точкой было некоторое количество мебели, привезенное хозяйкой из родного дома.
Все эти на первый взгляд случайные предметы, найденные на блошином рынке, в конце концов сложились в единое целое. Тут нет строго определенного порядка, все можно переставлять с места на место, как и бывает в нормальном доме, где люди живут, а не разыгрывают спектакль в бутафорских декорациях театра
Казалось бы, простая задачка — против тех, которые приходится ежедневно решать московскому архитектору, имеющему дело со сложными пространствами, серьезными инженерными перепланировками, которые приходится бесконечно согласовывать в инстанциях, взаимоисключающими пожеланиями заказчика, который больше всего боится, что его обманут, и бесконечными "понтами", которым приходится соответствовать во всех ситуациях. И наконец, большими деньги, которыми рискуешь, сделав ошибку.
Все те рамки, которые создают привычные обстоятельства работы, отсутствовали. И даже не стояла задача понять клиента — друг все-таки, да и в процессе активно участвовал. Но у свободы оказались свои жесткие рамки: степень откровенности предполагает такую же степень самоотдачи. Хотя до сих пор — а после парижского Вага сделал не один московский интерьер, которым доволен, — работа вспоминается как счастье. Как и должен вспоминаться бурный и хорошо закончившийся роман.
"Париж после Москвы — это город, в котором бесконечное количество запахов, — рассказывает Вага. — Его можно чувствовать с закрытыми глазами: вот булочная со свежими круассанами, это — сырная лавка с острым, пряным духом, здесь витрина рыбного ресторанчика, цветочный рынок, парфюмерный бутик, а это ящики букинистов на набережной, их можно узнать по сладкому аромату книжной пыли — то, что не увидишь, все равно живет в памяти, придуманное и прочувствованное давным-давно. Работать в Париже тоже приходится 'носом'. Поддаешься скорее интуиции — когда декорируешь интерьер, это позволительно. Тем более что массу предметов мы подбирали на блошином рынке Клиньянкур. И подходить друг другу они должны были не только и не столько по форме, стилю и цвету, а по тактильным ощущениям. Фактура — очень важная вещь для хозяйки квартиры. Иногда приходилось несколько раз перебегать необъятный рынок насквозь, чтобы погладить обшивку, спорить с другом до одури и в конце концов, оставив залог (а то и просто под честное слово), тащить на голове понравившееся кресло на другой конец, чтобы сравнить с пуфом или стулом. Это вам не Москва, где с крайне серьезным лицом поручаешь помощнику привезти из мебельного магазина образцы кожи! Совершенно другое ощущение профессии — легкое и радостное. Да и вообще Клиньянкур — совершенно безумное место, где можно найти самые неожиданные предметы. Детскую коляску 40-х годов, например, сделанную из фанеры, которая превращается в стильный минибар на скрипучих колесах, огромный пропеллер от военного самолета времен Первой мировой или пол квадратного метра каменной плитки, содранной с пола средневекового замка. Здесь нет менеджеров-консультантов, улыбающихся под въедливым освещением офисных ламп дневного света нелепыми и отстраненными улыбками. Продавцы — абсолютно живые люди, со своими капризами и невероятными историями о каждом предмете. Скажем, лошадка на этажерке — игрушка начала века — принадлежала разбогатевшему в Алжире брату дедушки продавца, в лавке которого было огромное количество подобных лошадок. Лошадка подлинная, история — не знаю, главное, с каким аппетитом она рассказывается, с какой страстью демонстрируется товар. Расписной манекен в 50-х годах украшал какой-то театр. А лоскутное покрывало, превратившееся в квартире в настенное панно, было куплено в лавке у одной старушки, где все было заставлено идиллическими открытками с видами Парижа. Удивительно, что торгуют тут не столько ради денег. Часто продавец — преуспевший в своей профессии человек, хобби которого — старье, а блошиный рынок — игра. Если принимаешь условия этой игры, включаешься в нее, то результат возникает будто сам собой. За несколько недель проживаешь то самое прошлое, ощущение которого и надо внести в интерьер. Оно становится подлинной, а не придуманной историей".
Многочисленные восточные детали в оформлении не просто дань моде на все этническое. Хозяева квартиры любят путешествовать, тонко чувствуют Восток и хотели отразить свою привязанность в интерьере
Возможна ли в Москве хотя бы отдаленно похожая история? Почему бы и нет. Но есть одно условие, без которого ничего не получится. Надо отнестись к жизни легко — в конце концов, покупка квартиры и ремонт должны были бы вас этому научить, иначе никаких нервов не хватит.
Не важно быть серьезным — скажем, проверять, действительно ли рабочие выровняли стены до абсолютного идеала. Иногда интереснее обыграть кривизну и неровности вплоть до нарисованных трещин и подчеркивания фактур (если, конечно, предполагается не парадный, а обжитой интерьер с историей). ...На всякий случай знайте: совместимость цветов, фактур и стилей в большей степени зависит от свойств освещения и пластики пространства, чем от правил сочетания, описанных в книгах. Зачастую довольно рискованные решения подчиняют себе эклектику, превращая ее в стиль. Самое главное — в азарте не перегрузить интерьер деталями, чтобы предметы не спорили друг с другом.
Положитесь на свой нюх, тем более если рационально совместить какие-то детали интерьера ну никак не получается и остается сдаться на милость интуиции. Если хорошенько принюхаться, присмотреться, вчувствоваться, окажется, что совершенно разная по стилю и цвету мебель совпадает по вашему внутреннему чувству и в одной комнате прекрасно уживутся заслуженный "честерфилд", колониальная банкетка и новенький компьютерный шкаф. А точную расстановку мебели не всегда обязательно производить на компьютере в программе 3D, а можно на месте, несколько раз переставив предметы туда-сюда.
Аромат истории, конечно, живет в старых вещах. Если от дедушек-бабушек вам их не досталось, а ценность наследия собственной жизни вы пока не ощущаете — это история слишком близкая, недавняя, — то отправляйтесь на поиски.
С антиквариатом средней руки в Москве непросто: блошиных рынков нет, салоны в массе неприлично дороги, хотя понемногу появляются и такие, которые торгуют старыми обаятельными предметами быта, не претендующими на звание предметов искусства. Зато есть салоны, предлагающие антикварную и дизайнерскую мебель восточного производства — в ней есть та самая подлинность и рукодельность, которой не хватает точным европейским фабрикам. Но и европейцы иногда предлагают что-нибудь необыкновенное, вроде новой мебели из старого дерева. Не говоря уже о тщательных репродукциях старины, выполненных по классическим технологиям дедов, да еще и искусно состаренных для достоверности. Правда, тут сразу отпадает вопрос скромности цены. Кое-что можно найти по объявлениям, а можно и на лондонском или парижском блошином рынке купить. И лучше всего отправиться на поиски лично вместе со своим архитектором, пить кофе на террасах, есть на улице жареные каштаны. Возвращаясь домой, вы каждый раз будете чувствовать этот запах, пьянящий, как воспоминание о счастливой влюбленности.
Марина Камеранская
источник публикации
журнал "Домовой"
